Двухэтажный дом в стиле модерн с эркером-башней на проспекте Ленина, 93  - одна из самых необычных построек в Красном Селе. Облик здания долгое время ассоциировался у меня с архитектурой еврейского квартала в Праге, хотя сходство и казалось весьма отдаленным. Архивные документы помогли восстановить ранее неизвестную историю дома: он действительно связан с еврейской общиной, зародившейся в Красном Селе в первой половине XIX века

Трудно удержаться от подробного рассказа о жизни еврейской диаспоры Красного Села. Невероятно хочется подробно рассказать о её истории со всеми деталями, переплетением сюжетов, трагедией жизни, вспомнить, сколько сделали в своё время для этой местности евреи. Почему мы этого почти не знаем? Формат местной газеты не позволяет полностью изложить всю восстановленную историю, поэтому предлагаем ее в сокращении.

ПЕРВЫЕ ГОДЫ

Передвижение евреев по территории России долгие годы было ограничено «чертой оседлости», въезд был запрещен и в Петербург, однако существовали исключения: например, для евреев, служивших в армии и их семей.
Солдатом был и один из первых евреев, поселившихся в Красном Селе – Мордух Шарис, он служил при Красносельском военном госпитале и в 1838 г. решил принять христианство. Священник Троицкой церкви обучил его православным обрядам и крестил, дав новое имя – Матвей Александров.
Но полноценно еврейская община сложилась только в 1857 году, когда в команду Красносельского военного госпиталя прибыли евреи-моряки, исключенные из морского ведомства. Им выдали тору «для напутствия на честную службу царю и отечеству», отвели при госпитале казенное помещение для молельни, а позднее частную квартиру в доме, освобожденном от постоя войск по приказанию красносельского коменданта.
После увольнения в отставку по выслуге лет в 1867 году иудеи уже на свои средства наняли комнату (около 19 квадратных метров) для молельни в Коломенской слободе, в доме Серина. Летом ее посещали все нижние чины из евреев, приезжавшие в Красное Село со своими полками на учения и маневры, а зимой - нижние чины той части, которая находилась в Красном Селе для содержания караулов.
Вскоре в столице и окрестностях было разрешено проживать евреям, получившим образование и евреям-ремесленникам. Своих построек иудеи не имели, но снимали квартиры и лавки в домах красносельских крестьян. В доме Гневновых в Павловской слободе держал лавку портной Мовша Кейлин, другой портной, Вульф Гинзбург, жил в Братошинской слободе, в доме Телятниковой. Там же проживал часовых дел мастер Янкель Гиммельблюм. Неподалеку, в доме А. Шалберова, ремонтировал часы Самуил Соминский. В том же доме находилась знаменитая аптека иудеев Раковских, где ежегодно проходили практику еврейские студенты-провизоры. Супруги Магидей занимались торговлей текстилем: их лавки находились в домах Сазонова и Верещагина в Коломенской слободе. В доме Верещагина также находилась часовая мастерская Исаака Свердлова.
В Красном Селе нередко случались беспорядки, виновными в которых бывали лица разных национальностей. Но обвиняли во всех бедах именно евреев, а в 1873 году в высших кругах рассматривали инициативу о запрете на их проживание в Красносельской и Дудергофской волостях. Лишь в МВД вступились за иудеев и напомнили, что по закону за преступления отвечают конкретные лица, а не все евреи. В итоге из Красного Села была выселена наиболее «вредная личность» - шлиссельбургская мещанка Черна Кушелева, обвиненная в создании публичных домов.
В 1888 году нашелся повод для закрытия еврейской молельни: неместный пьяный еврей затеял в ней ссору, местные иудеи обратились в полицию, а та, вместо составления протокола, закрыла приход, чтобы исключить скандалы в будущем. За помощью евреи обратились к губернатору, а отставной рядовой Мовша Кейлин написал напрямую великому князю Владимиру Александровичу. Единственное, чего удалось добиться – разрешения на молитвы по праздникам, для чего красносельскими комендантами отводились барачные помещения.

В НАЧАЛЕ ПРОШЛОГО ВЕКА

Ситуация изменилась к лучшему после февраля 1903 г., когда был опубликован манифест Николая II, расширявший свободу вероисповедания. В марте того же года красносельские евреи обратились к губернатору с просьбой проводить богослужения в квартире Самуила Гиршевича (Григорьевича) Файвиловича, но получили отказ и предложение посещать синагогу в Петербурге.
Вскоре сменился губернатор, он разрешил красносельским евреям молиться в честь праздников с 28 августа по 20 сентября 1904 г., а красносельский комендант отвел под эту цель помещение в здании Штаба Лагерного Сбора. По окончании праздников на имя губернатора поступило коллективное обращение об открытии постоянной молельни, поданное уполномоченным от 22 еврейских семейств, С. Г. Файвиловичем. Уже в декабре 1904 г. местному приставу пришла телеграмма: «Объявите Файвиловичу, губернатор разрешил совершить молитву в наемном помещении». Разрешение Департамента Духовных дел было получено 30 января 1905 года.  Молельня была оборудована С.Г. Файвиловичем в доме Телятникова в Братошинской слободе и удостоилась благодарности императора. При молитвенном доме было создано хозяйственное правление, старостой и председателем молельни  был избран С.Г. Файвилович, а раввина приглашали из Петербурга.

Вспыхнувшая в 1905 году революция разделила красносельских евреев на две «враждующие партии»: евреи из воинского сословия выступали за прежний порядок, а евреи-ремесленники желали перемен, что провоцировало много вольных разговоров. Поэтому, памятуя о закрытии молельни в 1888 году, С.Г. Файвилович настаивал, чтобы на религиозных собраниях присутствовал полицейский. В результате 30 августа 1908 г. С. Соминский, И. Свердлов и Я. Гимммельблюм за спиной С.Г. Файвиловича провели собрание в молитвенном доме, где сняли С. Г. Файвиловича с должности и избрали нового старосту. Им стал провизор Красносельской аптеки – Эдуард Вейнберг, человек, безусловно, достойный, но до этого момента чуждый до дел молитвенного дома. Он даже пропустил собственные выборы, придя на собрание с опозданием. Местному начальству снятие Файвиловича объяснили тем, что якобы срок его полномочий окончился в марте 1908 года, а он не сдал отчета и не оставил занимаемую должность. Протокол о выборах был направлен на утверждение губернатору. С. Файвиловичу сообщили о случившемся, и он, заручившись поддержкой коменданта, который называл  Файвиловича «лучшим из евреев в Красном Селе», направил губернатору жалобу. Подробности дальнейшего развития событий неизвестны, однако С. Соминский и С. Файвилович навсегда остались врагами. Должность старосты занял приятель С. Файвиловича, Гирш Лейбович Беккер, занимавшийся скупкой и продажей скота, сам же С. Файвилович стал секретарем Красносельской еврейской общины, казначеем избрали Якова Моисеевича Арьева. А молитвенный дом был перенесен в дом С. Файвиловича, на современный проспект Ленина, 93.

В годы Первой мировой войны в Красном Селе размещались запасные батальоны, в которых служило много евреев. Тяжелое военное время вызвало среди прихожан усиленное  религиозное чувство, и тогда по инициативе С.Г. Файвиловича в марте 1916 г. было подано прошение о назначении сына главного раввина Петрограда, 33-летнего Герца Давидовича Каценеленбогена, на должность отдельного красносельского раввина. Отец Герца лично хлопотал о назначении сына перед сенатором Н. В. Плеве.
26 мая 1916 года тайным голосованием Герц Каценеленбоген был единогласно избран на эту должность сроком на 3 года, став первым и последним раввином Красносельского еврейского общества.

САМУИЛ ФАЙВИЛОВИЧ

Так кто же такой Самуил Файвилович, стараниями которого была открыта еврейская молельня?  Его тесть, Моисей Вельдорский, был одним из тех евреев, которые поселились в Красном Селе в 1857 году. После выхода в отставку он переехал в дом Василия Пичужникова в Коломенской слободе и держал там сапожную мастерскую. Позднее в Красном Селе отец Самуила Файвиловича, Гирш, служивший унтер-офицером в Собственном Его Императорского Величества Конвое, занялся кожевенным ремеслом, поселился в том же доме В. Пичужникова и открыл там лавку. Семейное дело росло и процветало, кожевенные лавки отца и сына Файвиловичей открывались в Братошинской слободе (в доме Ступина), в Фабрикантской слободе (в домах Брадовича, Федотова, Гультяевых, Шалберовых) и близ вокзала, в Коломенской слободе (в доме Верещагина). Позднее Самуил открыл в доме Пичужниковых сапожную мастерскую.
В 1897 С. Файвилович арендует участок по соседству (современный пр. Ленина, 93), где строит деревянный дом, и переносит в него сапожную мастерскую, в которой трудилось до сорока подмастерьев.
Существующее сегодня каменное здание он построил позднее, в 1910 году, в нем было две квартиры по пять комнат каждая (одну из них занимала молельня), одна кухня, четыре печи.  С 1907 г. имелась своя недвижимость и у жены Самуила, Софии – ее двухэтажный дом находился между домами 95 и 99 по пр. Ленина (утрачен в 2000-х гг.), там также размещалась кожевенная лавка.
Самуил Файвилович был ярким общественным деятелем. В 1901 году он устроил для детей крестьян ремесленное училище при Мариинском двухклассном училище и лично обучал их сапожному мастерству. В мае 1910 г. с его учениками произошел забавный случай: в жандармскую полицию поступило заявление от Файвиловича о бегстве двух мальчиков. Оказалось, что Коля и Миша увлекались чтением рассказов о путешествиях и решили поехать «ловить краснокожих».
В январе 1901 года Самуил Файвилович вступил в местное общество трезвости, а уже в октябре был избран членом Ревизионного Комитета. Когда он попросил выдать соответствующее свидетельство, священник Троицкой церкви Н. Успенский отказал ему, ссылаясь на то, что Файвилович - иудей, а общество - православное. Тогда Файвилович обратился к митрополиту Антонию, и ему не только выдали свидетельство, но и прислали в подарок еврейскую Библию.
К каждым праздникам С. Файвилович устраивал для больных нижних чинов благотворительные обеды. Для местного населения им были организованы два ссудо-сберегательных товарищества, где Самуил принимал участие безвозмездно, а в одном из них состоял председателем извозопромышленного отдела. Но главным его детищем была деятельность по пожарной безопасности. Он стал членом-жертвователем Красносельской добровольной пожарной дружины сразу после ее открытия, а позднее за свой счет учредил 15 дружин в деревнях около Таиц и Красного Села и состоял их начальником. Самуил Файвилович имел много наград и в итоге получил право на потомственное почетное гражданство. Его успехи вызывали зависть неприятелей, и в прессе периодически появлялись злые «анонимки» в его адрес.

ВРЕМЯ ПЕРЕМЕН

Самуил Файвилович принял февральскую революцию сразу: с марта 1917 года по 28 марта 1918 года он занимал должность казначея Красносельского исполкома. Жители Красного Села доверяли ему, у него на руках было до ста тысяч народных денег, и он ни копейки не присвоил себе. С 1918  г. состоял на государственной службе, работал делопроизводителем, а затем заведующим пожарным отделом при Петроградском УИсполкоме.
Сапожная мастерская к тому времени принадлежала его жене, и уже в октябре 1918 года была реквизирована с товаром. Однако 18 марта 1919 г. состоялось заседание налоговой комиссии местного исполкома совместно с двумя чиновниками из губернского исполкома. На заседании Файвиловича назвали буржуем и предлагали поместить под арест, пока он не выплатит чрезвычайный налог в размере 200 тысяч рублей (для крестьян размер налога был в пределах 100-200 рублей).  Комиссия утверждала, что Файвилович «человек практически нечистоплотный, не только какой бы то ни было защиты коммунистической власти, но и службы на какой бы то ни было должности в советской социалистической республике не достоин». Губернские чиновники попытались воззвать к справедливости, указывали на то, что Файвилович политически благонадежен, просили убрать из протокола текст о политической репутации, но местный исполком был в большинстве и принял постановление. От ареста Самуила Файвиловича спасло то, что его не было в Красном Селе, по долгу службы он находился в командировке.
В поддержку Файвиловича пошли письма: от Пожарного уездного комитета, от Всероссийского пожарного общества, от Финской пожарной дружины Лаголова и Кирпунов, от Купчинской дружины, от Никулинской дружины. Они напоминали, что в Красном Селе нет профессиональных пожарных команд и тридцатилетний безвозмездный труд Файвиловича позволяет, согласно декретам, приравнять его к советским работникам, что именно Файвилович был создателем Никулинской дружины, которая несет охрану авиационного имущества Красной армии, находящегося в складах огнестрельных припасов. В итоге из Комиссариата внутренних дел в местный исполком пришло грозное письмо с требованием прекратить преследование Файвиловича и освободить от уплаты налога в таком размере.
В годы НЭПа сосед С. Файвиловича, П.Б. Бандурин, хотел присвоить участок с постройками себе, но суд принял сторону Файвиловича. Самуил продолжил свою общественную деятельность, став председателем Красносельского пожарного комитета и пожарным старостой волости. По его инициативе был отпразднован юбилей Красносельской добровольной пожарной команды, куда были приглашены Г. Е. Зиновьев, Б.Г. Каплун, С. Н. Равич и другие политические деятели тех лет; открыт пожарный рабоче-крестьянский клуб с буфетом и библиотекой; проведено электричество к пожарному депо. А сохранившийся до наших дней свой каменный дом он предложил занять канцелярии пожарного комитета, переехав вместе с семьей из 12 человек в деревянный флигель на том же участке.
Дети С. Файвиловича получили хорошее образование, врачом работал сын Павел и старшая дочь Роза, участница гражданской войны и партизанских красных отрядов. Позднее Файвиловичи-старшие стали коммунистами, работали в Коминтерне и Госторге, ничего не предвещало беды… Но семья Соминских не простила им старых обид. Поступил донос, что еще одна дочь Файвиловича, бывшая замужем за торговцем, после его смерти переехала жить к родителям в Красное Село. Семью обвинили в сокрытии имущества, все описали.
Парадокс заключался в том, что раскулачивание производил учитель Соминский, в свое время командовавший под Красным Селом белогвардейским отрядом, в то время как один из Файвиловичей командовал красногвардейским отрядом и выгонял белых из Красного Села.
Вся красносельская семья Файвиловичей была депортирована в Узбекистан. Уже в 1930 г. прокуратура признала раскулачивание Файвиловичей ошибкой, но вопрос о реабилитации так и не был поднят.

ВОЕННЫЕ ГОДЫ

Судьбы остальных красносельских евреев сложились по-разному. В 1939 году в Красном Селе проживало 125 евреев, в Дудергофе - 120. Летом 1941 года некоторые еврейские семьи были эвакуированы, но часть населения не уехала, и после захвата немцами Красного Села стала жертвой холокоста. По воспоминаниям А.С. Клейна, комендант граф фон Клейст-Рецов перевешал всех обнаруженных евреев и цыган Красного Села. По другому свидетельству евреев расстреляли на берегу Безымянного озера. Не щадили даже стариков  -  так, после оккупации Дудергофа нацисты расстреляли 82-летнего Лейзера Магарила, проживавшего в доме 1 по Ореховой долине. 3 апреля 1942 года Эйнзатцгруппа А докладывала в Берлин: «В настоящее время количество евреев неизвестно. В общем, можно допустить, что только несколько еврейских жителей ухитрились бежать. Округа Пскова, включая Порхов, Лугу и Красное Село, свободна от евреев».
В Красном Селе после гибели взрослых оставалось много беспризорных детей. Заведующая детским домом В. Г. Кепп из наиболее крепких ребят организовала рейды по Красному Селу. Отряды прочесывали дома и чердаки опустевших полуразрушенных домов, где находили истощенных замерзших детей. Ребята согревали их своим телом, а потом доставляли в приют. Возможно, так в приют попали еврейки, сёстры Сильд. Рискуя своей жизнью, жизнью сотрудников детского дома и воспитанников, В. Кепп оставила девочек в приюте. Их выдавали за грузинок. Одна из воспитательниц, Галина Смирнова, когда-то со своими родителями жила в Закавказье, немного знала грузинский язык и обычаи. Она научила девочек читать стихи по-грузински и исполнять грузинские танцы. Благодаря этому сёстры Сильд выжили.

СЕМЬЯ АРЬЕВЫХ

Многие евреи, рожденные в Красном Селе, к началу войны получили образование и переехали в Ленинград. Среди них –  дети бывшего казначея еврейской молельни Якова Арьева, жившего в Красном Селе (в доме Аникина в Братошинской слободе) с 1877 г. и владевшего мастерской железных изделий. В семье Арьева было двенадцать детей, разница между старшим и младшим ребенком составляла 25 лет. Все они родились и учились в Красном Селе. Младший сын, Тувий Яковлевич, был военным, хирургом, ученым, преподавателем, основоположником учения об ожоговой болезни, под его руководством по всей стране были созданы ожоговые центры. Во время войны Тувий Арьев служил на Карельском фронте, где познакомился с Юрием Германом и сохранил с ним дружбу на всю жизнь. Именно Тувий Арьев был консультантом фильма «Дорогой мой человек» и одним из прототипов главного героя, роль которого блистательно сыграл Алексей Баталов.
Старший сын, Моисей Арьев, стал кардиологом. В силу возраста он успел поучаствовать в дореволюционной жизни красносельских евреев: подписывался под прошениями об открытии молельни, заведовал лавкой отца. Учась в университете, ездил в город из Красного Села на поезде по студенческой скидке. Завершил своё образование Моисей Яковлевич в Германии и впоследствии стал заслуженным деятелем науки. В 1918 г. у него родился сын, Юрий Алексеевич (Моисеевич) Арьев. Его судьба тоже связана с Красным Селом – он долгие годы работал управляющим треста «Мостостроя № 6», на базе которого был организован «Мостоотряд № 19». Именно в этот период в центре Красного Села было возведено здание управления «Мостоотряда» - второе сохранившиеся до наших дней здание на проспекте Ленина, так или иначе связанное с историей еврейской общины.

Анастасия Рубаник

Публикация выполнена при поддержке Ассоциации выпускников СПбГУ