Красное Село в годы войны пережило фашистскую оккупацию и кровопролитные бои за Ленинград. Война – это не только подвиги, война - это смерть близких, страдания, голод, плен и неволя. Всего этого в полной мере хлебнули жившие тогда в Красном Селе
Идут годы, и все меньше тех, кто может рассказать о военном времени конкретно, без пафоса и глянца. Краевед Нина Эшимова собрала рассказы красноселов о военном времени

Прочитав статью Анастасии Рубаник «Не забывайте нас» («Новый Красносел» № 575 от 6 апреля 2019), решила написать о том, что мне известно из рассказов красноселов о лагерях советских военнопленных, располагавшихся в Красном Селе и гибели местных жителей в период оккупации

Рассказ Надежды Александровны Кулаковой (до замужества Комаровой). В 1941 году ей было 12 лет
Самая страшная стрельба была 9 и 10 сентября. Наша семья пряталась в подвале на территории оранжереи.
Когда стрельба стихла, мой отец с группой других мужчин пошли за водой. Немцы уже зашли в Красное Село. Троих мужчин они задержали, отвели на болото и расстреляли. Среди них был мой отец, рабочий Красногородской бумажной фабрики, коммунист. Мы с мамой нашли место расстрела. Захоронены расстрелянные были кое-как, у моего отца была видна голова. А мама моя умерла от болезни. Полицай определил меня в детский дом.

Рассказ Надежды Александровны Дойниковой. В 1941 году ей было 14 лет
На углу Колхозной улицы располагался лагерь советских военнопленных [современный адрес Лермонтова, 26]. Мы, подростки, собирали окурки и передавали им через колючую проволоку. Если часовой замечал, нас арестовывали и помещали в лагерь. Мне пришлось побыть там неделю, а моему брату Николаю дважды. Хоронили умерших военнопленных напротив лагеря через дорогу [яблоневый сад между 262-й школой и улицей Юных Пионеров]. Во время похорон местных жителей близко не подпускали.
Осенью 1941 года была выведена из строя водонапорная башня в парке. Немцы арестовали всех ребят, каждый десятый подлежал расстрелу. Мой брат был по счету девяностый. Трое ребят сознались в содеянном. Их расстреляли.
Однажды я видела, как немцы сбили наш истребитель, сопровождавший двух бомбардировщиков. Горящий истребитель приземлился на болоте. Немцы побежали к летчику, он застрелился. Я пряталась в кустах и наблюдала за происходящим. Немцы раздели летчика. Когда они несли его одежду, на гимнастерке были видны боевые награды. Дома я рассказала о случившемся. В эту же ночь отец и брат похоронили летчика на том же месте, где он и погиб, у пруда. После войны я дважды писала об этом случае в Ленинградскую газету, но мое сообщение не было опубликовано. Позже я узнала, что, кроме меня, еще один подросток видел гибель летчика. После войны он сообщил об этом в военкомат.

Рассказ Николая Валериановича Чуйкина. В 1941 году ему было 9 лет
На Госпитальной улице [ныне улица Пасторова] располагался лагерь советских военнопленных. Однажды мама передала пленным кусочек хлеба – часовой чуть было не застрелил маму.
На улице Театральной располагалась больница, открытая немцами для местного населения в двухэтажном деревянном доме, дом не сохранился. В этой больнице умерла моя тетя, раненая осколком снаряда.

Рассказ Василия Викторовича Серина. В 1941 году ему было 9 лет
Самое тяжелое впечатление на меня произвело то, что пришлось видеть повешенных людей на рынке. Их было трое, на груди у каждого была табличка с надписью «Партизан».
Осенью 1943 года нашу семью в числе других переселили в барак, находившийся вблизи от места, где сейчас расположен магазин «Здоровье». Этой же осенью нас отправили в Прибалтику. А моего брата Александра, ему было 14 лет, и других подростков оставили здесь, поместив за колючую проволоку. Их отправили в Германию в концлагерь. В концлагере разделили на две группы. Тех, кто внешне выглядел поздоровее – в барак, а тех, кто послабее – в крематорий под охраной солдат с автоматами и собаками. Оставшихся в живых освободила Советская Армия. Брат остался на фронте, впоследствии стал офицером.

Рассказ Нины Ивановны Щекиной (до замужества Шалберовой). В 1941 году ей было 12 лет
На проспекте Ленина в доме 99 (дом не сохранился) поселились беженцы из Горелово и Лигово. Умирающих от голода людей немцы выносили на чердак умирать.
Местные жители в зимнее время хоронили своих близких на кладбище просто в снег. Копать могилы не было сил. Весной, когда снег растаял, немцы заставили зарыть гробы в землю.
До войны у входа на кладбище была сторожка, где продавались похоронные принадлежности. Немцы выломали в сторожке пол и бросали туда умерших. Позже сторожку разобрали на дрова. Мне приходилось видеть, как вывозили умерших на кладбище в повозках. Одежды на них не было.

Вот такие трагические истории рассказали мне красноселы, проживавшие в Красном Селе с 11 сентября 1941 года. А затем по приказу командования немецко-фашистской армии группы «Север» от 21 сентября 1943 года они были выселены и отправлены в Прибалтику и Германию наряду с жителями других оккупированных районов Ленинградской области. Только при наступлении Советской Армии по мере ее продвижения на запад люди были освобождены из неволи.
Красноселы, рассказы которых изложены мной, освобождены: Вася Серин – из хутора Литвы, Надя Дойникова – из хутора Латвии в 1944 году. Коля Чуйкин – из хутора под Кенигсбергом, Надя Комарова и Нина Шалберова из концлагерей Германии в 1945 году.

Нина Эшимова

На фотографии 5-й класс средней школы № 1 в Красном Селе, выпуск 1939-1940 учебного года. В центре классный руководитель, он же преподаватель математики Иван Васильевич Обухов. У его левого плеча Надя Дойникова. В этом же классе учился Саша Серин. В день фотографирования он отсутствовал по болезни.